Керчь. Забыть невозможно, помнить

Керчь. Забыть невозможно, помнить - больно

Все знают о трагедии, которая произошла 17 октября в Керчи. Уже много дней наши мысли возвращаются к этим событиям. Мы ищем слова утешения, сердцем своим пребывая рядом с родственниками погибших. Мы пытаемся понять, в чём состоит причина трагедии и можно ли было её избежать.

Насколько можно судить по имеющимся данным СМИ, Владислав Росляков был, на первый взгляд, типичным современным подростком и не вызывал у окружающих серьёзных подозрений. Присущие ему жестокие пороки стали известны, увы, только задним числом. Задача следствия — установить мотивы, которые двигали молодым человеком, условия, при которых его преступление стало возможным, и социальный контекст, который его сформировал. Однако кое-что уже можно сказать сейчас. Не только о Владиславе Рослякове, но и о том мире, в котором мы сегодня живём.

Итальянский социолог и философ Франко Берарди отмечал, что «текущее состояние мира может быть лучше понято, если наблюдается через такого рода ужасное безумие убийц, а не через вежливое безумие политиков и экономистов». Он же писал о суицидальном драйве, который пронизывает современное общество. В «эпоху нигилизма и захватывающей глупости», которая воцарилась в глобализированном мире финансового капитализма, люди живут по-настоящему самоубийственными идеями, ощущениями, практиками. Что же, как не «вежливое безумие», управляет зарубежными политиками, инициирующими на наших глазах новую гонку вооружений? Весь социальный мир превращается в поле бесчеловечной конкуренции, в которой может не оказаться победителей и проигравших. Даже если это не так, то таковы образы, транслируемые сегодня со всех сторон. А образов иногда достаточно, чтобы создать то жестокое настроение, которое приводит подростков к преступлению. Безумие Владислава Рослякова и подобных ему убийц — это не просто клиническая патология, снимающая всякую ответственность, как не является патологией и безумие многих современных политиков и бизнесменов, обладающих властью укрепить свою значимость более «респектабельными» способами. Знаменатель здесь общий — культ, настоящий идол силы, которая должна быть обозрима для всех.

Молодые люди стремятся стать успешными и эффективными. Эффективность поступка в рамках зрелищной массовой культуры определяется его эффектностью. Когда же молодые люди не способны предложить что-то, с точки зрения этой культуры, интересное, а эта неспособность сопровождается безумным честолюбием, они пытаются снискать известность крайними путями. Они не чувствуют своей ценности, не находят в себе сил к поступку, не ощущают надёжной укореннённости в мире, и потому стремятся доказать себе и миру, что они всё-таки чего-то стоят и твёрдо стоят на ногах — обрести прочную, узнаваемую (!) идентичность. (Не этим ли обусловлен подражательный характер множества аналогичных преступлений?). Им плевать, что сделать — главное сделать... и как можно эффектнее. Известность — разменная монета, мера стоимости в современной культурной индустрии. Жестокость — один из наиболее простых способов эту известность завоевать. Всё остальное определяется набором случайных индивидуальных факторов, спекулировать о которых здесь не место.

У Владислава Рослякова уже появились фан-группы в социальных сетях. Скорее всего, речь в основном идёт о троллях, упивающихся своим цинизмом, тем, как они шокируют окружающих, и т.д. Но в эпоху поддельных, ненастоящих поступков уже не имеет значения, поддельное ли перед нами восхищение или настоящее. Преступник добивался известности — и он её получил. Правда, насладиться ею он уже не сумеет. Он понимал это своим рассудком, но, вероятно, не до конца эмоционально проникся этой мыслью и всеми её логическими следствиями.

Словом, мы имеем дело с новой «моралью», новым ханжеством, хотя и в форме аморализма, социального-дарвинизма и цинизма. Она не дарует людям свободу, но порабощает их. Люди страстно желают уверовать в Бога или обрести Абсолют, а потому ведут себя как нашкодивший ребёнок, мечтающий, чтобы родитель хотя бы в форме наказания обратил на него внимание. Подчеркну, что речь идёт не о простом атеизме (неважно, к какой конфессии формально относил себя Росляков и относил ли), а о характерном смысловом вакууме, об опустошённой вере, подкреплённой неверием в себя. Его носителем может стать как религиозный фанатик (т.н. «фундаменталист»), так и воинствующий безбожник.

Пока экономический, социальный, культурный мир такой, какой он есть, вряд ли могут найтись эффективные и универсальные рецепты, способные предотвратить такие трагедии в будущем. Это не повод расслабляться — напротив, мы должны быть вдвойне бдительными. Однако паника, возникающая в результате чудовищной жестокости, сама относится к атмосфере того мира, в котором распространяются подобные преступления. Молодые люди чувствуют фальшь в проповедях старых идеалов и героизма (и не всегда безосновательно) в жестоком мире — особенно теми, кто непосредственно причастен к его жестокости. К сожалению, их ответом зачастую оказывается нечто не менее фальшивое.

Трагедия в Керчи помогает понять, насколько жестокость, террор, массовые убийства — это общая проблема глобального мира, не связанная напрямую с национальной и религиозной принадлежностью преступников. А поскольку это общая проблема, то и по-настоящему решить её можно лишь сообща — никакие заслоны не способны ей противостоять.